Министр культуры России — об актуальных вопросах духовного и культурного развития страны.

Министр высказался о финансировании культуры. «Позиция первая, как я ее называю, „традиционный плач Ярославны“: денег нет, сделать ничего не могу, вы нам дайте в три раза больше, мы чего-нибудь сотворим. Позиция номер два: мы живем в таких реалиях, у нас есть такой бюджет, и надо постараться с этим бюджетом, с тем, что страна может себе позволить, просто добиться большего имеющимися ресурсами. Вот я придерживаюсь второй позиции. Это не означает, что мы постоянно не доказываем в Минфине, в Министерстве экономики нашу позицию. Кстати, часто встречаем поддержку и председателя правительства, и президента, даже депутатов: в этом году Государственная дума выделила нам дополнительные довольно серьезные транши на поддержку муниципальных театров и районных и сельских домов культуры. Пожалуй, впервые за последние лет 25 подобное произошло, что, вне всякого сомнения, полезно и приятно».

«Я надеюсь, что отношения государства и культуры будут такими же позитивными, плодотворными и результативными, как последние годы, — заявил министр в интервью одному из федеральных СМИ*. — Я имею в виду не только последние пять лет, но и, наверное, последнее десятилетие. Ибо если мы посмотрим с вами на то внимание, которое уделяет руководство страны гуманитарным проблемам: 2014 год — Год культуры, 2015 год — Год литературы, 2016 год — Год кино, то каждый из этих символических годов ознаменовался существенными и дополнительными инвестициями в сферу культуры, дополнительными объектами, повышением заработной платы работников бюджетных учреждений культуры».

При этом государственной идеологии в стране нет, подчеркнул Мединский. «Что бы мы сейчас ни начали делать с мавзолеем Ленина, практической пользы от этого не будет точно никакой ни экономике страны, ни ее социальному развитию, — заявил он. — А угрозы дополнительного раскола в обществе возникнут точно. Поэтому, на мой взгляд, этот вопрос не стоит на повестке дня». Главный урок революции, по его словам, заключается в том, что мы должны делать все от нас зависящее, все вместе, чтобы никаких революций никогда не было, чтобы проблемы решались путем компромиссов, договоренностей, последовательного, поступательного, эволюционного развития».

«Мне кажется, — говорил министр культуры, — что деяниям Сталина дано уже немалое количество отрицательных оценок, и, если мы дадим еще 300 отрицательных оценок, этот вопрос все равно никогда не закроется, вы понимаете? Как никогда не закроется вопрос о плюсах и минусах Великой французской революции или Английской буржуазной революции».

Надо, уточняет Мединский, страшный исторический опыт, через который 100 лет назад наша страна прошла, изучать с целью недопущения ошибок, для того чтобы в 25-й раз на грабли не наступать.

«Я всегда выступал за концепцию правды, — подчеркивает он, — за то, чтобы вкладывать правильные значения в слова. Вот за словом „миф“ сейчас кое-кто в этом контексте пытается закрепить слово „ложь“. Миф — это не ложь. Это значение вкладывается, на мой взгляд, с неблаговидной целью, чтобы, говоря об исторических мифах, как-то осудить, уязвить наших предков. Я бы, вспоминая, например, о тех же панфиловцах, использовал бы совершенно другое слово.

Есть факты: дивизия, сформированная из военнообязанных на территории главным образом Казахстана, Киргизии, от- части интернациональная, практически не обстрелянная, с неподготовленным офицерским корпусом, проявив фантастические чудеса героизма, воинской смекалки и профессионализма, как ни удивительно, выдержала прямой удар немецких бронетанковых дивизий, которые до этого момента просто, как раскаленный нож сквозь масло, прошли сквозь всю Европу. Фактически мы, здесь сидящие, обязаны этим ребятам жизнью. Вот и все. Вот в та- ком ракурсе надо и рассуждать. А дальше уже дело профессиональных ученых — пытаться разобраться, сколько реально она там держала — 45 или 40 км в этот день, были в окопах 28 человек или 38. Я боюсь, что мы никогда этого не установим. Это называется историческая легенда, в этом ее кардинальная разница с тем, что называется историческим вымыслом».

«Есть отдельные истории, — напоминает министр, — которые являют собой основу национального самосознания. Эти истории практически в костном мозге нации. Подходить к ним следует весьма осторожно, потому что с водой можно легко вы- плеснуть и ребенка. И, безусловно, 28 панфиловцев, 300 спартанцев, Жанна д’Арк и подвиг у батареи Раевского — истории из этой серии. Ученые могут и должны заниматься изучением каких-то деталей. Однако вопрос в том, что, прежде чем что-то разоблачать, надо подумать, подобрать каждое слово».

Массовое сознание, говорит глава культурного ведомства, мыслит всегда образами, а не архивными справками и документами. Это необходимо понимать. «И опять же вопрос: как ты копаешь вглубь и под каким углом, если занимаешься изучением истории? К примеру, Военно-историческое общество в конце прошлого года восстановило избушку, чудом сохранившуюся, где допрашивали Зою Космодемьянскую: где над ней надругались, где ее избивали и пытали, где она провела ночь перед казнью, где она провела ночь перед смертью. Мы восстановили эту избушку, там даже сохранилась скамья, на которой она спала, такая широкая деревянная старая скамья с пятнами крови. Знаете, чувствуется, это Голгофа просто, других слов нет. Как только эта история попала в публичное пространство, нашелся выродок, который стал рассуждать на тему медицинского диагноза Зои Космодемьянской. Вот это к какой категории относится? К категории историков, к категории искателей правды? Мне кажется, к категории психически больных».

Большое значение для министерства имеет сохранение исторического наследия в Крыму. Во-первых, два ведущих крымских музея перешли в федеральное подчинение — это Музей обороны Севастополя и Херсонес. Финансирование этих музеев, которые перешли под управление Министерства культуры, существенно увеличилось. Например, субсидирование Музея обороны Севастополя за два года возросло в пять раз, подчеркнул Мединский. Это не значит, что мы такие богатые, это значит, что те деньги, которые им давала до этого Украина, были просто нищенской подачкой. Типа крутитесь, как хотите.

«И там, и там мы дополнительно заводим довольно существенные средства на реконструкцию, реставрацию, я вас с удовольствием приглашаю, могу провести вам по одному и по другому музею личную экскурсию, показать, что там делается и что там будет сделано. Остальные музеи находятся в управлении либо субъекта Федерации Крым, поэтому я не готов цифрами сейчас комментировать, либо муниципалитета».

Вообще на Украине, по его словам, был уникальный опыт: «Воронцовский музей, Воронцовский дворец, Массандру перевели на самофинансирование — что заработаете на билетах, в буфетах, на то как-то и живите. Мы на все эти крупные знаковые объекты выделяем по линии ФЦП серьезные средства на развитие инфраструктуры, замену коммуникаций, реставрацию».

Министр затронул тему так называемого крымского золота. «Там пока идет процедура. Решение, насколько я понимаю, первой инстанции суда. Это все-таки спор не между Крымом и Украиной и не между Россией и Украиной, это спор проходит по другой категории — по линии неделимости музейных фондов. Дело в том, что крымское золото же не было передано Крыму в какие-то годы Эрмитажем или национальными музеями Украины, Беларуси. Это все экспонаты — результат работы археологов Крыма. Оно все найдено на земле Крыма. Затем ввели в научный оборот, исследовали, отреставрировали его тоже крымские сотрудники этих музеев. И это золото по всем международным музейным правилам — неотъемлемая часть фонда этих музеев, который отторгнуть без согласия самих музеев невозможно. Украина переводит этот вопрос в совершенно иную плоскость, относясь к музейным предметам как к товарам народного потребления. Причем тут музеи все равно что золото, находящееся на реализации в крымских магазинах, но принадлежащее каким-нибудь украинским коммерческим компаниям. Подход к этому такой. Суд ведут сами крымские музеи. К сожалению, решение суда первой инстанции находится за рамками правового поля, оно абсолютно политическое. Возвращаясь к вашей любимой теме столетия Октября, это решение из серии декретов Совнаркома о национализации всего, что плохо лежит. Скажу честно: я даже не знаю прецедентов подобного рода решений в XX веке после 1917 года».

Много вопросов возникает по поводу взаимоотношений государства и Церкви. «Я все-таки исхожу из того, что богу богово, кесарю кесарево, — убежден Мединский. — И государству есть чем поуправлять помимо храмов и церквей. Случай с Исаакиевским собором — это отдельная щепетильная история. Здесь следует исходить в первую очередь из интересов жителей, из интересов граждан, посещающих Исаакий. Поэтому во главу угла надо поставить договорные отношения между Санкт-Петербургом и Русской православной церковью. В договоре необходимо четко прописать порядок использования Исаакиевского собора: порядок доступа туда граждан — платно или бесплатно, в какие часы, экскурсии куда, в какие части храма или везде; какие обязательства берет на себя Русская православная церковь по сохранению находящихся там музейных экспонатов и музейных ценностей; какие она берет на себя обязательства по текущему ремонту и содержанию храма — он влетает в копеечку, между прочим. Если этот договор будет прописан, общественно акцептован и Церковь будет его соблюдать, то слава богу. От того, что вход в собор станет бесплатным, я думаю, все только выиграют, а не проиграют. А вот если Церковь не будет соблюдать этот договор, тогда государство имеет полное право сказать: вы знаете, мы лучше следим за этим уникальным памятником культуры, за этим шедевром, чем вы. И забрать его назад».

Министерство активно поддерживает современное искусство. «Я всегда очень хорошо относился к современному искусству, — говорит министр. — В том случае когда это искусство, когда это что-то, вызывающее волнение, трепет, обладающее энергетикой, что действительно делается творцом и художником. Понимаете, ведь речь об искусстве от слова „искусный“, а не от слов „эпатаж, провокация, громко орущая бездарность“. Мы зачастую сами в этом виноваты. Мы подменяем понятие современного искусства, предполагая, что этими всеми эпатирующими перформансами и инсталляциями искусство исчерпывается. Это совершенно не так. Кстати, на одной из выставок современного искусства меня спросили, что мне понравилось. Я ответил, что каждый второй из представленных экспонатов с удовольствием бы у себя дома держал, если бы имел возможность. Потому что действительно здорово сделано — интересно, ярко, весьма искусно. Так что я, конечно, мракобес, но не приписывайте мне лишнего».

По словам Мединского, «сколько бы ни была провокативна та или иная акция актуального искусства, мы в любом случае категорически против любого вандализма, поскольку это недопустимо». Б

* https://www.kommersant.ru/doc/3254527б, фото: politrussia.com

Текст | Пресс-служба Министерства культуры